Суета сует - Борис Курланд
Траурная церемония закончилась.
– Останусь еще немного, – Алон посмотрел на Шимона.
Старый приятель понятливо кивнул в ответ и ушел.
Алон вспомнил, как каждый вечер приходил к девочке пожелать «спокойной ночи». Авива всегда просила поцеловать ее на ночь: «Папа, – капризно просила она, играя на отцовских чувствах, – маму ты целуешь, а меня не хочешь». Девочка демонстративно поворачивалась к стене, изображая бескомпромиссную обиду. Алон пытался повернуть ее к себе легким щекотанием, поглаживаниями, уговорами, но девочка не поддавалась. Тогда он громко говорил: «Лайла тов», демонстративно стучал ногами по полу, изображая топот удаляющихся шагов и замирал. Дочка разворачивалась, как ежик, свернувшийся в клубок, при виде замершего отца с ликующим криком «аба» протягивала руки навстречу поцелую. Многолетней традиции пришел конец, когда Орит отметила, что у девочки проступают груди, поэтому пора прекращать детские игры.
Орит сидела на полу в позе лотоса, словно королева детского мира, в окружении разбросанных игрушек. Тряпичные куклы, миниатюрные машинки, коробки с играми, кусочки пазлов, разноцветные фигурки лего, раскрашенные листы бумаги, плюшевые животные.
Доктор Гольдфарб, высокий, с рыжеватой бородкой на продолговатом лице, с профессиональным интересом наблюдал за женщиной.
– У вашей жены так называемый симптом возрастной регрессии, или уход от действительности. У пациентов в подобном состоянии наблюдаются изменения памяти, когнитивных способностей и поведении, они будто возвращаются в детство. Они не понимают свою идентичность, текущее состояние, воспринимают окружающий мир по-детски, возможны вербальные проблемы и потеря навыков самообслуживания. При стрессах мозг включает защитный механизм, сознание отключается от внешней среды.
Алон посмотрел на собеседника. Он никак не мог смириться с увиденным.
– Возврат в детство?
– Да, начиная с нулевого возраста о нас заботятся, кормят, одевают и так далее. Беззаботный, счастливый период. Индивидуумы со слабой психикой не могут, не хотят бороться с постигшим их несчастьем. Вместо того чтобы бороться с действительностью, продолжать привычный образ жизни, они возвращаются в раннюю стадию развития, как бы создают вокруг себя невидимый пузырь.
– И как долго Орит будет в таком состоянии?
Психиатр пожал плечами.
– Трудно сказать. Многое зависит от личности пациента, к сожалению, подобные случаи, описанные в литературе, трудно поддаются лечению.
Беэр-Шева, Израиль. 1974 год
Семья Партош
Семью Партош поселили не там, где хотела Галя, рядом с сестрой в Нетании, городе у Средиземного моря, а у черта на куличках, посередине пустыни в далекой Беэр-Шеве на юге страны. Галя безуспешно пыталась объяснить хмурому полусонному чиновнику (самолет приземлился в аэропорту Бен-Гурион около трех часов ночи), что она репатриировалась в Израиль, рассчитывая жить рядом с родной сестрой, но никакие уговоры не помогали. Чиновник отрицательно кивал головой, произнося одну и ту же фразу «рак иврит», что означало «только иврит», но откуда Галя и потерявший дар речи Миша могли знать древний язык Торы, который дремал две тысячи лет, пока его не вернули к жизни в молодой стране.
– Полный идиот! – в сердцах выругалась Галя, на что чиновник, внезапно проснувшись, стал кричать на ломаном русском языке, чтобы она выбирала слова, иначе он сейчас вызовет «миштару», она отсидит несколько дней в тюрьме за оскорбление личности, на что Галя ответила: «В гробу я тебя видала в белых тапочках с твоим „рак иврит“».
На шум прибежал начальник смены, полный мужчина с кипой, приклеенной к лысой голове. На чисто русском языке он клятвенно пообещал, что в Беэр-Шеву они направляются временно, всего на два-три месяца. Как только в Нетании освободится квартира, семья Партош обязательно переберется в город у моря. Для большей убедительности начальник смены прикладывал пухлые ручки к сердцу, обращался он больше к Мише, впавшему в транс от происходящего, мысли его блуждали в скромном доме, где остались родители. Под утро Галя с Мишей впихнулись в грузовое такси, набитое злыми, голодными эмигрантами, которых никто не догадался напоить и накормить, и отправились на новое место жительства.
Москва. 1973 год
Анатолий и Никитин
Майор Никитин задумчиво проиграл на столе неслышную мелодию. Столь удачный план, разработанный до мельчайших деталей, оказался на грани провала. Неожиданное решение правительства взимать плату за учебу с выезжающих на постоянное жительство за границу застало врасплох не только потенциальных эмигрантов.
– Как продвигаются отношения с Розой Флайшман? – спросил он Рябинина. – Необходимо форсировать отношения, начальство требует отчета.
Рябинин отрапортовал с довольной улыбкой.
– По моим наблюдениям, товарищ майор, девушка втрескалась в парня по уши, поменяла брюки на платье, изменила прическу и даже навела легкий марафет…
Никитин нетерпеливо перебил доклад агента:
– Ладно. Возникла другая проблема. Мы сделали расчет, согласно которому семья Флайшман должна выплатить государству примерно тринадцать тысяч рублей. Деньги немалые, выплатить они не смогут, в долг такую сумму никто им не даст. Подпольные миллионеры в России не торопятся выставлять напоказ свой капитал. Я обратился в высокие инстанции, обещали помочь, заодно потребовали показать конкретный план действий. Зацепка в том, как объяснить, откуда деньги у Флайшманов появились.
– Например, выиграть в «Спортлото», – предложил Рябинин.
Анатолий отрицательно покачал головой:
– В таком случае нужно предъявить выигрышный билет, бывшая киноактриса и так смотрит на меня подозрительно. Невыносимая особа, курит беспрерывно, пьет какую-то гадость, несколько раз мне предлагала выпить с ней на брудершафт.
Ритм настольной классической музыки перешел в боевой марш. Никитин решительно ударил ладонью по столу:
– Придется обратиться за помощью к твоей матери.
Тель-Авив. 2017 год
Алон
Алон позвонил Рут Шапиро.
– Мне нужна твоя помощь, Рут. Вчера на военном кладбище состоялась церемония открытия памятника Авиве. Люди подходят, обнимают, пожимают руки: твоя дочка была такая умная, красавица, талантливая, прими наши соболезнования. А мне очень плохо, тяжело дышать, с трудом нахожу нужные слова. Признаюсь, я не сплю ночами, не знаю, как себя вести, что делать дальше. У меня в голове не укладывается, как такое могло произойти, ведь мы с Орит были очень близки с самого детства. Я не верю в то, что она могла мне изменить.
– Как она?
– С ней невозможно разговаривать. Доктор Гольдфарб проводит курс лечения, но, как мне кажется, без особой надежды на выздоровление. Она ведет себя как маленький ребенок, капризничает, требует, чтобы ее кормили с ложечки. В компании тоже балаган, – продолжил Алон, – надо сдавать два срочных проекта, иностранные вкладчики угрожают судебным иском. К счастью, Шимон взял на себя почти все дела.
Рут не находила нужных слов, какие фразы могут подойти в данной ситуации, когда в одно мгновение жизнь разваливается как карточный домик. Люди, доведенные до отчаяния, способны на необдуманные поступки. Совсем недавно в одно из отделений социальной службы ворвался безработный мужчина. Угрожая пистолетом сотрудницам, потребовал, чтобы его семье выделили государственную квартиру, поскольку сам он не мог выплачивать месячную ренту. Захват закончился весьма печально. Спецподразделение по борьбе с террором ворвалось в помещение, одна из заложниц была ранена, а мужчину убили.
– Дай мне день-два подумать, – сказала она. – Я постараюсь выяснить, что и как. Признаюсь, такого случая в моей практике еще не было. Обещаю, все происходящее останется между нами. Как врачебная тайна. Пожалуйста, обратись к семейному врачу, тебе необходимо срочно принять успокаивающие лекарства.
– Я как котел с кипятком, внутри все бурлит, в любой момент могу взорваться, наделать глупости.
– Пару дней, – повторила Рут не совсем уверенно, – не больше.
Москва. 1973 год
Надежда Введенская
Надежда Введенская брезгливо осмотрела комнату с распиханными к стенам постелями, наваленными посередине картонными коробками, часть которых служила сиденьями, немытые окна, спертый воздух попахивал плесенью, сигаретным дымом и несвежей едой. На кровати сидела женщина в халате, черты лица которой показались Надежде смутно знакомыми. Облысевший мужчина в свитере сосредоточенно копался в одной из коробок. За письменным столом сидела девушка и испуганно смотрела на гостью.
Надежда осторожно села на край стула. Под пристальными взглядами людей, которые ей сразу не понравились, она чувствовала
